В 1994 году все разговоры о смерти метала после взрыва гранжа получили мощную пощёчину. Многие атрибуты яркой сцены 80-х смыла волна Nirvana и Soundgarden, но из Окленда, штат Калифорния, вышла группа, которая взяла за основу трэш и перенастроила агрессию и тяжесть, создав нечто новое и сокрушительное. Machine Head появилась благодаря Робу Флинну — ветерану трэш-сцены Сан-Франциско, игравшим в группах Vio-Lence и Forbidden ещё в школьные годы.
Новый проект не стал повторением прошлого. Это была жёсткая, безжалостная подача без прикрас, с уличным духом. Вместе с уже признанными Pantera и Sepultura, Machine Head отстаивали металлическую правду с кулаками наперевес. Их первый альбом Burn My Eyes, активно продвигаемый в Великобритании журналом Kerrang! на кассетах, стал настоящим манифестом гнева и драйва. Он тут же закрепил коллектив как одну из главных мощностей новой волны тяжёлой музыки.
В Южном Уэльсе в этот момент жил подросток по имени Мэтт Так. Сегодня фронтмен Bullet For My Valentine вспоминает, как одна пластинка изменила всё.
"Было много альбомов, которые повлияли на мою жизнь. Все они пришлись на то время, когда я только начинал открывать для себя метал. Но я не стану банальным и не назову Metallica. Я выберу нечто куда более дерзкое, то, что оказало куда большее влияние на Bullet. Это был Burn My Eyes группы Machine Head. Этот альбом был чертовски безумным.
Я наткнулся на него после того, как увидел клип Davidian в передаче Headbanger’s Ball на MTV. Я просто сидел, переключал каналы — у нас только что подключили спутниковое телевидение — и случайно попал на видео, которое буквально изменило мою жизнь. Это может показаться странным, но так и было.
Как начинается эта песня, этот барабанный рифф — он звучит агрессивно, прямо в лицо. Потом вступает гитара, и это был удар в грудь. Тогда я ещё не понимал, почему она звучит именно так, что за строй, но влюбился в это мгновенно.
Альбом спродюсировал Колин Ричардсон. И именно поэтому позже мы пригласили его работать над нашими первыми альбомами The Poison и Scream Aim Fire. Он просто снес мне крышу. Всё было гораздо более тревожным, злым и резким, чем у Metallica или Megadeth. Я влюбился в эти песни. Альбом оказал огромное влияние на мою жизнь и на историю Bullet.
Мне было 14, когда он вышел, и следующие два года он формировал меня как музыканта и как слушателя. В школе друзья слушали Nirvana, Guns N’ Roses, Def Leppard — в основном то, что играло в машине у их отцов. А я спрашивал: "А вы слышали про Machine Head?" Это были времена без Spotify. Приходилось делать сборники на кассетах, таскать в школу журналы с их фотографиями. Это было по-настоящему волшебное время.
Я тогда только начинал играть на гитаре, мечтал о группе. Этот альбом открыл мне мир альтернативных строев, усилителей, звука. Он сформировал меня. Я не знаю почему. Просто мои уши сразу влюбились в него. Я вырос на Брюсе Спрингстине, Бобе Сигере, Led Zeppelin, классическом роке. А Burn My Eyes был моим. Не навязанным. Без внешнего влияния. Как только я его услышал, сразу понял — я хочу звучать так. Я начал копить деньги, мыл машины по соседству, ездил на автомойку, где работал мой отец, и чистил грузовики за фунт штука, пока не насобирал на первую гитару.
Потом я учился сам. Без преподавателей. Это ещё больше усилило личную связь с музыкой. В 1997 году я попал на концерт Machine Head в Ньюпорте, на тур в поддержку The More Things Change. Они делали автограф-сессию — я подписал альбом, познакомился с группой и почувствовал на себе весь напор Machine Head 90-х. Это было дико. Они всегда были невероятной живой группой, но тогда это была настоящая жестокость.
За последние 20 лет нам не раз довелось пообщаться с Робом. Одно из самых тёплых воспоминаний — это как мы оказались вместе в баре в Японии, напились, разговаривали о музыке, и я рассказал ему, как он на меня повлиял. Он оказался прекрасным человеком. С виду — словно зверь, пугающий, серьёзный, но стоит немного расслабиться — и он очень добрый. Говорят, не стоит встречаться со своими кумирами, но у меня с ними только хорошие воспоминания".
